За последние несколько лет дискуссия на тему, как быть «настоящей казашкой», обрастает большой аудиторией. Об этом говорят специальные уятмены, которые надзирают за поведением женщин на публике, короткометражный фильм «Жезокше», который советует молодым казашкам во избежание домогательств и насилия скромно одеваться, цикл лекций о нравственном воспитании молодых женщин и книга Каракат Абден «Ты казашка. Гордись!»
Я заинтересовалась этой темой еще в 2019 году, что побудило меня провести этнографическое исследование гендерного национализма в Казахстане. Я, как казашка, хотела узнать, как и почему социальные ожидания, навязываемые женщинам, и виктимблейминг женщин, переживших сексуальное насилие, связаны с казахской национальной идентичностью.
НАЦИОНАЛИЗМ ПРОТИВ ТРАДИЦИОНАЛИЗМА
Национализм часто концептуализируется как явление, которое оказывает одинаковое влияние на всех членов сообщества. Однако многие ученые-феминистки утверждали, что национализм по своей сути гендерно дифференцирован, возлагая на женщин непропорциональное бремя репрезентации культуры и биологического воспроизводства. Признав влияние национализма в современной патриархальной культуре, мы можем усложнить расплывчатую концепцию, объясняющую все традиционализмом, с довольно линейной идеей феминистского освобождения.
В объяснении традиционализма движение за права женщин происходит линейно, от более консервативного общества к более эгалитарному и прогрессивному, а современные женоненавистнические практики изображаются как отголоски прошлого, стремящиеся подорвать освобождение женщин сегодня. Эта точка зрения не только отрицает положительные стороны многих традиций, являющихся важной частью наших сообществ, но и не может объяснить, почему женоненавистничество сохраняется даже в обществах, которые предположительно достигли модерности и управляются демократическим, а не традиционным образом. Более того, если бы сами традиции были так важны, то многие мужчины, демонстрирующие женоненавистнические черты, возможно, были бы более традиционными во всем своем поведении, а не только в отношении женщин. Тем не менее, глядя на мужчин, виновных в гендерном насилии, они не обязательно выглядят «традиционалистами» или ведут традиционалистский образ жизни.
Национализм — это то, что делает традиции важными. Национализм помогает нам понять, почему определенные традиции становятся столь важными для патриархальных обществ и почему они неодинаково навязываются мужчинам и женщинам в обществе. Это помогает объяснить, почему женоненавистничество продолжает существовать, даже когда дискриминация по половому признаку, казалось, были исключены из государственной политики. Национальная идентичность наших обществ построена вокруг идеи «Другого», многогранной третьей стороны, которая представляет собой скрытую или явную угрозу выживанию и процветанию сообщества. Страх быть подорванным Другим — будь то иммигранты из «третьего мира», беженцы или местные меньшинства — вот что заставляет патриархальные общества возлагать бремя биологического воспроизводства и репрезентации культуры на женщин. Таким образом, женские тела перестают принадлежать самим женщинам и становятся оружием их сообществ под предлогом цели национального выживания и благополучия.
Одна концепция, которую я нашла особенно полезной, — это идея гегемонистской женственности: набор стандартов поведения, который воспринимается как максимальное выражение желаемой женственности и по которому измеряется гендерное самовыражение всех женщин сообщества. Гегемонистская женственность предполагает, что женственность — это однородная идентичность, которая всегда находится в подчиненном положении по отношению к мужественности и требует от женщин гетеронормативного поведения ради традиционной, моногамной, гетеросексуальной семьи. Гегемонистская женственность связана с национализмом, так как рассматривается как инструмент обеспечения выживания нации, сохранения ее традиций и самобытности. Превратившись в носительниц национальной культуры, женщины возводятся на метафорический пьедестал, с которого они в конечном счете падают, либо в силу своей человечности, либо став объектом сексуального насилия и, как следствие, виктимблейминга.
В своем исследовании я использовала методы цифровой этнографии, чтобы проследить, как случайные взаимодействия в онлайн-среде, а именно комментарии в социальных сетях, увековечивают эти стандарты гегемонистской женственности и нормализуют виктимблейминг и стигматизацию женщин, переживших сексуальное насилие.
Мой главный вывод заключается в том, что цифровое пространство казахстанского интернета только разжигает реальную патриархальную динамику. Казахских женщин вынуждают проявлять гегемонистскую женственность и представлять честь нации, даже когда они становятся жертвами сексуального насилия со стороны своих соотечественников. Традиции и культурные нравы постоянно навязываются казахским женщинам в различных пространствах и контекстах, при этом насилие все более нормализуется в отношении тех женщин, которые, как представляется, не соблюдают стандарты гегемонистской женственности.
КТО ЕСТЬ ДРУГОЙ ДЛЯ КАЗАХОВ?
Анализируя комментарии к публичным сообщениям о случаях сексуального и домашнего насилия в Instagram и Facebook, я заметила, что поведение женщины подвергается тщательному разбору пользователями социальных сетей — как мужчинами, так и женщинами. Эти пользователи обсуждают, насколько почтительно поведение женщины и как оно согласуется с собственными представлениями пользователей о приемлемом поведении казахстанской женщины. Кроме частых проявлений виктимблейминга, которые распространены во всех социальных контекстах, комментаторы социальных сетей постоянно обращаются к идеи казахской идентичности в отношении женской скромности и сексуальности. Под сообщениями о случаях сексуального насилия, когда жертва проявляла какое-то «нескромное» поведение, например, употребляла алкоголь, устраивала вечеринки или встречалась с мужчинами, комментаторы ставили под сомнение достоинство жертвы, и ей почти не сочувствовали. Подобные случаи нескромного поведения часто связывались с обсуждением нравственного упадка казахской нации. Индивидуальные действия женщин постоянно используются для диагностики нравственного благополучия всего народа. Напротив, в сообщениях о сексуальном насилии в отношении женщин, подвергшихся нападению при менее «морально сомнительных» обстоятельствах, например, когда они шли на работу или посещали школу, опасения по поводу морального упадка практически отсутствовали. Обвинения жертвы и темы национального кризиса были менее острыми при обсуждении тех случаев сексуального насилия, когда жертву нельзя было обвинить в несоответствии стандартам гегемонистской женственности.
Еще одним свидетельством того, что виктимблейминг женщин, переживших сексуальное насилие, тесно связан с национализмом и представлениями о национальной чести, это постоянное обвинение «Другого», что я видела в онлайн-комментариях, обсуждающих первопричину насилия в отношении женщин. Например, в 2019 году портал NUR.kz опубликовал короткое видео, в котором сообщается, что количество случаев домашнего насилия увеличилось более чем на 100% в 2018 году и что, по данным «ООН-женщины», ежегодно от домашнего насилия умирает около 400 казахстанских женщин. В видео, которое на момент написания этой статьи набрало 153 000 просмотров и 397 комментариев в Instagram, далее отмечается, что культурные и религиозные обычаи способствуют сохранению насилия. Многие пользователи заметили, что приведенная статистика была от международной организации, и выразили сомнения в достоверности данных и их актуальности для казахстанского контекста. В этих комментариях казахская культура противопоставляется «западной», поскольку пользователи утверждают, что единственный способ решить проблему насилия в отношении женщин в стране — это сохранить уникальность казахской культуры и ее «морально правильное» поведение, такое как гетеронормативная женственность. По мнению некоторых комментаторов, эмансипация женщин и феминизация мужчин также лежат в основе проблемы безудержного сексуального насилия в стране. Этот нарратив противопоставляет феминистское движение и расширение прав и возможностей женщин сохранению института семьи в стране. Насилие над женщинами таким образом выставляется как естественное следствие нарушения казахстанскими женщинами гегемонистской женственности, которая рассматривается как единственный способ обеспечить воспроизводство нации и сохранение ее культурных границ.
НЕЦИВИЛИЗОВАННОЕ Я
Одной из наиболее интересных тенденций, которые я увидела, были внутренние разногласия внутри казахской национальной идентичности. Как и в других обществах, в то время как традиционалисты обвиняют современность, модернисты обвиняют традиции. Внутреннее разделение, противопоставляющее традиционализм и современность, было привнесено во все страны глобальной имперской и капиталистической системой. Таким образом, в сообществах «третьего мира» те, кто менее глобализирован и более тесно связан с определенными традиционными — но не обязательно женоненавистническими — практиками, воспринимаются как «нецивилизованные». Идея нецивилизованного поведения уходит своими корнями в колониальный образ мышления. Например, в Казахстане представление о цивилизации часто связывают с такими колониальными чертами, как использование русского языка, посещение русскоязычной школы и потребление неказахского культурного контента. В то время как многие пользователи социальных сетей обвиняли Запад в развращении общества, некоторые также обвиняли определенные регионы Казахстана и «дикую» местную культуру в увековечивании женоненавистнического поведения. Например, несколько комментаторов использовали слова «мамбет» и «мамбетизм» в отношении представителей различных регионов (чаще всего юга и запада страны) и обсуждая их роль в нормализации насилия в отношении женщин. Слово «мамбет» имеет ярко выраженный колониальный оттенок: оно определяет сообщества, более далекие от городской и обрусевшей культуры, как менее цивилизованные и более склонные к жестокому поведению. Таким образом, идея Другого, которая способствует разжиганию женоненавистнического националистического поведения, не всегда исходит из внешних источников. Внутренние разделения вдоль линейного взгляда на модерность также создают внутреннего Другого: нецивилизованные практики, уходящие корнями во многие контексты, от постколониализма до религиозности.
Мое исследование помогло мне вникнуть в природу казахского национализма и его связь с нормализацией насилия в отношении женщин. Национальная культура ставит казахстанских женщин в хрупкое положение, когда от них ожидают, что они будут придерживаться казахстанских стандартов гегемонистской женственности, даже будучи жертвами сексуализированого насилия. Просмотр онлайн-комментариев различных пользователей на разных платформах свидетельствует о том, что тела и поведение казахстанских женщин подвергаются постоянному контролю со стороны других, так как от женщин требуется действовать в соответствии со стандартами гегемонистской женственности, чтобы сохранить свою честь и право на защиту. Эти стандарты гегемонистской женственности привязаны к женщинам, даже когда они страдают от сексуального насилия – изнасилования и домашнего насилия, о чем свидетельствует то, как онлайн-пользователи смешивают распространенные мифы об изнасиловании и сексистские стереотипы о жертвах домашнего насилия с национальной культурой и идеями казахской идентичности. Критическое осмысление национализма и понимание его гендерных норм проливает свет на виктимблейминг как социальное явление и помогает нам понять, что оно возникает не случайно, а довольно тесно переплетается с локальными представлениями о женственности и чести.
Важно отметить особенно сейчас, когда Казахстан переживает возрождение массового деколониального движения, а Россия, его крупнейший сосед, ведет войну против Украины, еще одного бывшего советского государства, что традиции и активизм сообщества не должны нести в себе женоненавистнические аспекты, которые часто им навязывают. Сопротивление имперскому образу мышления и интернализованным идеям о цивилизации и современности, а также переоценка местных практик и обычаев – необходимые условия деколонизации. Однако, как показывает мое исследование, критически важно сохранять бдительность в отношении того, какие группы имеют власть популяризировать какие традиции и взгляды и как они ограничивают или угрожают безопасности членов сообщества.
