В июне Хадиче Халяфовне Тенизбаевой исполнится 97 лет. И только лет семь назад кокшетаусцы, в том числе ее коллеги-педагоги и ученики, узнали из газетной статьи, что их мудрый, строгий, всегда подтянутый учитель истории в годы Великой Отечественной войны была… кочегаром паровоза.
Она встретила словами: «Проходи, балам!» Сразу проводила в комнату, извинилась за то, что выглядит непарадно: гостей не ждала. И еще за то, что утомляется быстро:
«Постарела совсем, ноги не держат – колени распухли, руки ломит. Говори громче, не слышу. Если глаза закрою, не пугайся. Болят от света, слезятся», — говорит Хадича Халяфовна.
А голос, кажется, остался прежним: твердый, уверенный – учительский. И привычка выглядеть собранно, опрятно: «Если будешь фотографировать, причеши меня. Не дело это — растрепанной ходить».
Память профессиональная не подводит: даты, события сохранены до деталей.
Небольшая старенькая квартира. В зале — с любовью собранная библиотека. Вместе с покойным мужем ее бережно собирали, потом часть книг ветеран труда, отличник народного образования отдала родной кокшетауской школе №4.
Наград на выходном жакете много, но Хадича Халяфовна показывает две: в 1945-м кочегар паровозного депо Камышлова получила нагрудный знак от управления Свердловской железной дороги «Отличный паровозник», в 1946-м — медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
Первая особенно дорога: «Мне начальник Южной железной дороги вручал собственноручно. За хороший труд не раз премировали: один год к зарплате кочегара платили наркомовскую надбавку».
Сталинские репрессии 30-х годов прошлого столетия лишили Хадичу Халяфовну отца: «Как забрали его, больше мы его не видели. Потом и старшего брата тоже сослали в Сибирь. А мы, другие дети, вместе с мамой уехали из Башкирии к дальней родне на Кавказ».
Как же она девчонкой — и на паровоз? Кочегаром? Орудовать огромной совковой лопатой?
«Милая моя, кто же тогда спрашивал? Когда война началась, я в железнодорожном училище Махачкалы училась. Фашисты уже добрались до Грозного, поэтому все, кто мог ходить, вышли на строительство противотанковых рвов. Потом нас эвакуировали в Камышлов. Выпустили нас быстро. Пришла в депо, а машинист спрашивает: «Дочка, лопата больше, чем ты. Работу одолеешь?» Отвечаю: одолею, я закаленная. Шесть лет у печи простояла, ни дня, ни ночи не зная. По трое-четверо суток из машины не выходили, лица чернющие — одни глаза видно. К линии фронта и обратно паровоз ходил. Железная дорога на военном положении, прозеваешь сигнал – трибунал. Все эшелоны шли с востока на запад», — вспоминает труженица тыла.
Ночью приехали в Свердловск. Машинист ушел в диспетчерскую узнавать, куда и на каком составе отправимся. Вернулся и принес долгожданную весть: «Кончилась война!» И загудели паровозы в депо.
«Я была счастлива! Я столько лет маму, родных не видела — они в Дагестане, я под Москвой. В 1947-м только вернулась. Младший брат с другом после седьмого класса убежали на фронт, вернулись в орденах в 50-х. Экстерном школу закончила, в пединститут поступила. Замуж вышла, сюда приехали. Сначала в общежитии жили, через три месяца квартиру выделили. Оба много работали, так и прожили вместе 43 года. Муж-фронтовик, вся грудь в орденах была. Я их в музей отдала, пусть память будет», — продолжает собеседница.
В 1963 году ее супруга Жапара Тенизбаева направили в Кокшетауский педагогический институт заведующим кафедрой философии, ее, учителя истории, в среднюю школу №4. Отсюда и проводили на заслуженный отдых. И мужа Хадичи Халяфовны, и ее саму помнит не одно поколение выпускников.
«Раньше по праздникам всегда навещали из школы, не забывали. А сейчас некогда всем. Да и не осталось там старых учителей. Выпускница наша работала завучем, теперь она ушла. Бывшие ученики звонят иногда – они и сами бабушки, дедушки. Сижу одна в четырех стенах. Хорошо, соседка заглянет, давление померит, девчонки-соцработницы приходят, по хозяйству помогут»,- сетует заслуженный учитель.
Пенсия — чуть больше ста тысяч тенге. Говорит, что и ее аптека «пожирает»: «У меня глазное дно нарушено, таблетки специальные стоят восемь с лишним тысяч. Каждый месяц надо покупать, чтоб совсем не ослепнуть».
Все реже выходит Хадича Халяфовна на улицу – тяжело.
«В магазин зайдешь – глаза разбегаются. Одного хлеба сколько. Я белый редко беру, серый покупаю, «крестьянский». Если куриные ножки возьму, супчик готовлю, люблю с болгарским перцем. Еще кашки-«минутки» — удобная вещь. Кипятком залил – и готово», — говорит она.
Телевизор смотрит — новости же надо знать: «События-то какие… Переживаю, что люди гибнут. Я же войну на собственной шкуре испытала, под бомбежками. Страшное дело. Радуюсь, что у нас спокойно, мирно».
Аэлита Таева
